Стремление христианской цивилизации к познанию Творца имеет три формы: познание через Слово, через Творение, и через Человека.
Действительно, если мы живём в мире, который был сотворён, то нет занятия более целесообразного, чем приближение к Творцу; а как к Нему приблизиться?
Есть Откровение, то есть – текст, Библия. Познание текста было чрезвычайно конструктивно и привело к схоластике – искусству умозрения, работы со смыслами, выраженными в тексте, проговаривания и обсуждения этих смыслов.
Когда этот способ стал казаться исчерпанным, появился Фрэнсис Бэкон и сказал: а давайте познавать Бога более непосредственно: законы мироздания, поведение мира – как он дан нам в опыте – есть следствие воли Творца. Таким образом, изучая физику, а вместе с ней – напитанную схоластическим методом математику, – мы приближаемся к Богу.
Оказалось, разбираться в Творении так увлекательно и продуктивно: можно делать паровозы, самолёты, космолёты, смартфоны. Со временем христианская цивилизация стала забывать о Творце, так как играя в куски творения можно и самому почувствовать себя не рекомбинатором-пользователем сотворённого, а самим первотворящим. Привязанность к прогрессу и к ощущению собственной власти привела к выхолащиванию Бога из познания. А зачем тогда познавать?
Очевидно, чтобы коммерциализировать инновации. То есть, ради денег.
Есть третий способ приближения к Творцу: через познание того, в кого Он вдохнул. Кусок глины, ставший не просто человекозверем, а субъектом, квантовым наблюдателем; я бы сказал – лично мной. А для вас – лично Вами.
Познание Бога через познание и развитие самого себя – тоже свойственно христианской цивилизации. Есть сильная ветвь познания себя в немецкой философии, холистической, антропной. К сожалению, самые знаменитые проявления её в то же время и самые пугающие. Например, ницшевское “Бог умер!” и учение о Сверхчеловеке.
Здесь всматривание в духовность человека восхищает и пьянит так же, как всматривание в формулы, механизмы или электроны, или вслушивание в слова. Если германский дух начинает с обращения внимания на самого себя, а продолжает выделением “германского духа”, то на следующем этапе принимается решение, что негерманцы – не носят этот высший субъектный дух, а значит, не вполне люди, нет в них искры. А значит, всё дозволено.
Плохо кончилась эта история. Но и исследование Откровения закончилось инквизицией и охотой на ведьм (помимо прочего), и технология приводит нас в “цифровой фашизм”. Дело не в самом движении к человеческому духу, а в том, что по пути забыто божественное.
Остаются ветви немецкой традиции, продолжающие познание Творения, Творца, Воли через познание Человека, хотя и в немного подпольном, немодном формате.
Вот что здесь восхищает и удивляет: стремление разобраться в чём-то, ставить вопросы, вглядываться – настолько присуще христианской цивилизации, что пока она не теряла контакта с Богом, самого ощущения Благодати, она всегда занималась творческим поиском. Будто нет другого способа отношения с миром, кроме творческого, познающего: по образу Творца.
И когда я всерьёз всматриваюсь в то, что бросает меня на амбразуры творчества языков программирования и сложных систем, я обнаруживаю себя сидящим среди ориенталистских символов, пьющим чай и делающим цигун по утрам, но всё-таки немного христианином.
И это – вызов.