Я понимаю методологию как глубоко практичный, прикладной метод организации мыследеятельности, построенный вокруг идеи проблематизации. См. ОДИ как метод совместного решения проблем
А проблемы перед нами ставит жизнь и практика. Одной из таких проблем была авария на Чернобыльской АЭС, когда оказалось, что кроме методологов быстро разобраться, что происходит и что нужно делать – некому: не привыкли мыслить в ситуации неизвестного, в коллективе. А методологи – имеют методы.
Этот подход очарователен. Вы встречаетесь с ситуацией, для которой нет понятия в коммуникации, в языке. И оказывается, что в коллективе можно отыграть эту ситуацию и вскрыть “запакованную” в ней проблему, выведя её в область, где работают аналитические методы, приёмы из профессиональных предметных областей. Из непроизносимой субъективной проблемы, применяя методы и техники, можно перейти к понятной (выраженной в понятиях) проблеме, для которой можно обсуждать решение в конструктивном залоге.
Участие методологов в ликвидации последствий аварии на ЧАЭС, лекции по оргуправленческому мышлению для руководителей строительства советских АЭС, игра “Разработка ассортимента товаров народного потребления для Уральского региона”… методологи вошли в элиту позднего СССР, а потом остались в элите РФ, формируя управленческое мышление в Минсредмаше/Минатоме/Росатоме, участвуя в разработке концепции Сколково и так далее.
Возможность что-то быстро понять и сделать, работа от проблемы – от реальности, работа в коллективе и в сложных организованных системах – чрезвычайно необходимые для руководителя компетенции, особенно в безвременье 90-х, когда вообще непонятно ничего.
Впервые в ОДИ (оргдеятельностной игре) я поучаствовал году в 2006-м, её проводил по теме социального предпринимательства департамент по делам молодёжи в Новосибирске. После участвовал в (пост)методологических движениях в Питере, проводил (с грехом пополам?) игры там же и в Краснодаре. Применял эти же методы в работе, в бизнесе.
В бизнесе всё звучит совсем хорошо. Но работает ли вне бизнеса, вне производственных задач?
Проблема. Цель. Метод движения в коллективе – работы с людьми. Результат.
Этот цикл сделал методологию модной, востребованной, эффективной, оплачиваемой, обслуживающей, сервильной, недальновидной.
Работа от реальности – как она дана в опыте конкретного коллектива – даёт решение реальных – ситуативных – проблем. За это платят. Делятся властью. Спрос формирует предложение. Но горизонт мышления здесь становится всё уже, всё ситуативнее.
Всё буржуазнее.
Я не отрицаю эффективности методологического мышления. Один Росатом чего стоит!
Я не отрицаю и глубины методологического мышления.
Но общедоступность и удобство методологии как банального способа решения возникающих проблем сыграло дурную шутку с горизонтом планирования и масштабом мышления наших элит и нашего общества.
В какой-то момент методологи стали единственными признанными “мыслителями” России. Движение в мышление практически равнялось движению в методологическое мышление.
Марксизм изошёл в маргинальные кружки, его влияние на элиты не просматривается. Дугин собирал чудесных людей, но его влияние ограничено. Западные школы мысли не проникали в Россию, кроме отдельных элементов на уровне карго-культа – да и в их адаптации вряд ли обошлось без методологов.
Ведь решением проблемы в мышлении, деятельности, коммуникации может быть заимствование чужих образцов и переход к методологической проблеме внедрения. Отличное решение проблемы – оптимизация и повышение эффективности.
Один из элементов методологической работы – распредмечивание, в сущности – снятие ассоциации с самим собой. Не похоже ли это на мечту трансгуманистов – освобождение человека от самого себя? Впрочем, тут меня уже точно заносит.
Однако, исходя и из исторической классовой логики, и из биографических фактов, засилию методологов в русском когнитивном поле – место в 90-х. Георгий Петрович стремился их приблизить – потом говорил, что ошибся. Пётр Георгиевич уехал из страны из-за СВО и теперь записывает ролики с врагами России. Это что-то значит, это тоже выражение распредмечивания.