В России есть множество важных, ключевых для своих задач городов.
Сочи удерживает юго-западный край России, даёт место пальмам, лыжам, карнавалу. Новосибирск упорядочивает Транссиб и Обь, и даёт место медленной науке и производству — например, ТВЭЛов и самолётов; ещё там Академгородок, Оперный театр, окупающееся метро. Ростов — центр военного округа, большой перекрёсток. Москва всё собирает.
А зачем России Краснодар? Какую роль и задачу он берёт на себя как часть большой и сложной страны?
Не так просто ответить.
Город, в который не по пути
Краснодар – необычный город России.
Не на большом перекрёстке, далеко от леса, в степи. Без ландшафта, плоский, и без великой реки. Не на Транссибе, не созданный ради великой цели освоения Севера или целины. Никогда не был столицей, значимым центром.
В Краснодар редко заезжают, и это отражается в речи, здесь говорят: приехали с России, поехал в Россию, подразумевая всё, что по ту сторону Степи. Степь начинается с северного края Ростовской области и идёт на восток до устья Волги. Через тысячекилометровую Степь с юга на север проходит лишь две железнодорожных ветки и три автодороги: это топологический разрыв, степное море.
В Краснодаре, в отличие от соседнего Ставрополя, нет близких значимых курортов. Плотность населения вокруг города быстро падает, обычная форма населённого пункта – станица, что совсем непохоже на деревню; деревень нет.
Сквозь Краснодар идёт железная дорога к морю, к Сочи: поезда проходят транзитом. В Сочи приезжают, прилетают, строят, развивают, украшают. В Сочи продолжает работу аэропорт – в Краснодаре он закрыт уже два года. Отдыхающие едут в Сочи. Конференции проходят в Сочи, концерты и соревнования, Сочи участвует в политической жизни страны.
Другая ветка – в Новороссийск, красивейший город, интересно организованный вокруг бухты, среди гор, вблизи лесов. Город с историей, Город-Герой. Краснодар в войну быстро сдавали, потом, когда приходило время, быстро брали обратно: не тот пункт, за который стоит держаться зубами. Новороссийск да, Краснодар нет, за Краснодар воевать не принято. Сейчас мимо города в порты Новороссийска и Туапсе идут грузовые составы.
После войны восстановление Краснодара не финансировали, в отличие от более интересных городов – Севастополя, Ростова, Одессы. Центр Краснодара довольно убог, отдельные сохранившиеся здания перемежаются мазанками: в послевоенную разруху что могли, то построили, там и жили. В квартале от центральной улицы – хатки-заброшки.
Программы современного городского развития к Краснодару не имеют отношения. Здесь нет метро: вовремя не стал миллионником, а теперь есть множество причин, например – насыщенный водой грунт. Нет городской электрички: сначала мешали транзитные поезда, идущие прямо через город, а потом ещё и сомнительно законная застройка на месте железнодорожных поворотов. Общественный транспорт сводится к трамваю, который идёт то среди плотно воткнутых высоток, то по частному сектору. Всё остальное, что ездит по дорогам, стоит.
Краснодар невыразителен в промышленности и образовании, культуре и истории, природе, отдыхе, городской среде и экологии. Крайне вреден для аллергиков, летом ужасающе жарок, транспортно непроходим. И всё же, за последние четыре года стоимость недвижимости здесь выросла больше чем в 5 раз. Население за десять лет выросло примерно на пятьсот тысяч, за двадцать – на 750, то есть по меньшей мере вдвое.
Автор и сам не заметил, как сперва здесь оказался, потом провёл уже десять лет, и, вероятно, это не предел.
Вольность и риск
Смысл Краснодара – выражение долгосрочного смысла всего окраинного, но неприморского региона. Это встреча двух стихий: черкесов (адыгов) и великодержавного гнёта.
В давние, но не очень давние времена черкесы тревожили пределы России. Были и другие угрозы по всей окраине, не имеющей естественных границ, от Днепра до Яика. И всюду это приводило к необходимости проживания особой группы людей, находящихся в воинской готовности.
Казаки, если присмотреться, много переняли и от казахов, и от черкесов, и от татар, сражаясь и соседствуя с ними в течение веков. Угроза приводит к необходимости постоянного поддержания быстрой и эффективной организованности, способности проявить воинскую смекалку, рисковать жизнью, учиться у врага и превосходить его.
С другой стороны, в центральной России масштаб задач и угроз – совершенно другой, и порой требует не мгновенной, а длительной мобилизации, и не локальной, от набега, а масштабной организованности. При этом задачи российской государственной власти не всегда понятны на местах. Некоторая часть населения русского центра испокон веков принимала решение собраться и уйти из системы власти, из пространства реализации всероссийских задач и смыслов – и переместиться на окраину, туда, где опасно – но где есть воля. Например, на южную степь.
Здесь вольность, с одной стороны, меньше мешает государству российскому, его функционированию, организованности, управлению. С другой, она может быть полезна России, если вольные люди на окраине будут принимать на себя риск и инициативу при охране границ. На защите от набегов, а также для продвижения границ порядков российской власти, постоянно требуется немножечко повоевать. Вот и формируется окраина, на окраине – казачье войско, специфическая воля. И здесь, на Кубани, всё как в Сибири.
Интересно, что при Петре Великом, мобилизовавшем всю страну на строительство и снабжение Петербурга и на разнообразные войны, население России снизилось и снизилось значительно: подати стали слишком велики. Но куда девались люди? Они не вымирали, а отселялись туда, где их не будут тревожить: за очень условную границу страны, пара дневных переходов – и можно ставить деревеньку. Шли куда угодно: и на Северо-Восток, и на Юг, Юго-Восток, на любую окраину.
Бегство на окраину повторяется
И вот черкесы умиротворены, Адыгея – субъект Российской Федерации. От степи и до Кавказского хребта, естественной и удобной границы, от Каспийского до Чёрного моря – мир.
Но архетипическое состояние юга России, особенно – Краснодарского края за вычетом причерноморской полосы, архетип кубанского края – сохранился. Фронтир в тупике, в закуте.
В первый год ковида, в 2020-й, в хорошо управляемых городах центра и северо-запада страны стали кошмарить людей. Мало того, что холодно и погода дурная (а ещё хуже – когда после месяцев зимы и слякоти погода наконец стала весенней, свежей, ясной), так ещё и нельзя спокойно гулять, ходить в магазины и в гости, работать. Если всё равно переходить на удалёнку, почему бы не жить там, где круглый год хорошая погода? Там, откуда федеральные СМИ не ведут трансляций, не контролируют тщательность исполнения, смотрят сквозь пальцы, занятые собой?
В Краснодаре, запрещай не запрещай, всё равно жить хорошо. В 2020-м году произошёл двухкратный рост цен на недвижимость в Краснодаре всего за полгода. Причина резкого притока именно сюда очевидна: это устойчиво русский город, имеющий всю базовую городскую и одновременно всю станичную инфраструктуру (больше половины территории города – частные дома с небольшими, 2-4-6 соток, участками), и при этом во многом дикий. Здесь обойти все назойливые правила, по меньшей мере, возможно: не соблюдать никакие карантины, не ходить с масками, не вливаться в крупный трудовой коллектив.
Следующий этап роста – в 2022 году. Огромная новая волна миграции оттуда, где некомфортно и опасно, туда, где сравнительно безопасно и комфортно. Значительная часть притока – это херсонский сертификат, переселенцы. Статистика сделок с недвижимостью показывает десятки тысяч покупок по сертификату, вероятно, до 100 тысяч человек могло оказаться где-то здесь. Что довольно много. С другой стороны, продолжается и движение из Сибири.
Бегство на окраину – это и движение к, и движение от. От опасности и давления чрезмерной упорядоченности и целесообразности – к воле, безопасности, индивидуальному благу, теплу.
Кто выбирает Краснодар и почему, что это за люди? Почему они не едут в Москву, только ли в климате дело?
Кто приезжает?
В Краснодар едут постоянно, много лет. Это не обуславливается только особенными ситуациями, ковид лишь подтолкнул дополнительные массы людей, но приезжих и так было полгорода, город стремительно рос. Климат не может быть единственной причиной: есть ещё города, есть станицы. Тогда что?
Краснодар и похож, и не похож на другие российские города. Приехавший сюда спрашивает: когда начнётся город? Уже центр, но частная застройка не кончается: нет ощущения помпезности и пафоса городского центра. Почему такие дорогие машины? Почему такие узкие дороги? Почему так много вывесок на домах? Что здесь вообще происходит?
Краснодар – это место внутренней эмиграции для деклассированных людей.
Если регион задуман для большой науки, то не учёному в нём может быть сложно, неуместно. Если это промышленный город, моногород, или столичный город, или город с сильным духом “правильного”, с сильным местным образом жизни и деятельности, с развитыми общественными процессами, – то обязательно найдутся те, кто обладает мобильностью и инициативой, но не вписывается в эту организованность, входит в конфликт. Это потенциальный житель Краснодара.
И наоборот, тот, кто хорошо интегрирован в социальную деятельностную плоть: инженер на авиационном заводе, рабочий на сложном производстве или добыче, доцент в интересном университете, музыкант в филармонии… если человек профессионально реализовался в социуме, превзошёл собственную маргинальность, то в пустое поле, в город, где масштабные процессы в экономике – это только рынок недвижимости, разогнанный другими приезжающими маргиналами – он вряд ли поедет.
Вот характерный портрет краснодарца, уехавшего от гнёта упорядоченности – сюда, на социально-онтологический край, к другим одиночкам.
Конкуренция и потенциал
Те, кто едет в Краснодар, как минимум – достаточно инициативны, чтобы переехать. А коль переехали, и на месте нет крупных производств и организованностей, ожидающих рабочую силу, – то ничего не остаётся, кроме как самостоятельно и инициативно действовать на рынке услуг.
Предложений услуг здесь множество, конкуренция высока и постоянно растёт. Например, это приводит к феномену замечательных (на вкус автора, хотя москвичи капризничают) ресторанов и кофеен. С рестораном ты вроде как ни от кого не зависишь, не встроен ни в какие социальные институты, и находишься в чисто коммерческой парадигме. Значит, нужно конкурировать.
Постоянный приток людей означает постоянный рост рынка. Конкуренция, во многом, может иметь здоровый характер, нет нужды в бандитизме и беззаконии в малом бизнесе: слишком роскошно всё вокруг, слишком богатый Краснодар, слишком много законных возможностей жить и действовать. Миролюбивость и законность, правда, кончается там, где в игру входит главная ценность для местных: земля.
Получается, Краснодар играет роль современной внутренней окраины, отдушины, – и одновременно инкубатора для предложения услуг. Многие приезжие работают на своих прежних заказчиков и контрагентов из северных российских городов, или даже на другие страны.
Профессиональные сообщества возникают только там, где они особенно нужны: не для того люди приезжали, чтобы опять встраиваться в какой-то социум. В Краснодаре зачастую люди оказываются уже на следующем этапе судьбы, когда профессиональная идентичность уже выстроена, становление пройдено. Даёт значительный негативный вклад и сравнительная слабость университетов, и отсутствие современной библиотеки.
Поэтому с краснодарцем легче познакомиться на конференции в Москве или в зале ожидания в аэропорту Парижа, чем в самом Краснодаре.
Краснодар сложен тем, что физически живёт “здесь”, а работает удалённо – с контрагентами из других городов и стран. Это же и возможность: и внешняя, в развитии сферы услуг и их межрегионального экспорта, и внутренняя, когда внимание приехавших обращается на интересность самой городской жизни.
Внутренний поиск
Краснодар – это почти городская, почти станичная жизнь. Сельское хозяйство – дальше, за объездной дорогой; Адыгея с её красотами – здесь, за рекой. Солнце греет, туристов в городе нет, до моря и гор – пара часов на машине. Крупные производства, социальные институты почти что отсутствуют, всё пространство мышления и деятельности заполнено субъектами малого и среднего бизнеса. Места под солнцем достаточно, осталось только его найти.
Краснодар – русское пространство внутреннего поиска. Это проявляется на всех уровнях: отношения страны к городу, отношения города к своим частям и переменам, и на самих жителях, на их тернистом пути.
Россия ищет себя, ищет то, что не уложилось в великие замыслы центра. Ищет своё отражение, свой Майами, центр прироста внутреннего спроса.
Приехавшие в Краснодар – сотни тысяч их – ищут своё место в России, в её судьбе, в её городской культуре, выбирая не ЮВА, не Запад, не станицу, а русский город.
В Краснодаре сильны направления внутреннего поиска без ограничений школ и направлений. Медицина и здоровье, кинезиология и остеопатия, психология и астрология, буддизм, йога и эзотерические сообщества.
Краснодар подобен голограмме и фракталу, вбирающему в себя всё новые и новые малые смыслы и деятельности – со всей страны, края, города. Общее пространство городских смыслов – будто размечено непересекающимися множествами малых, частных смыслов.
Так раньше отселялись на край в пространстве земли, выбирая опасное, но вольное место. Так теперь отселяются в пространстве мышления и организованности достаточно далеко, чтобы найти в нём место для собственного поиска.
Кубанская хтонь
Краснодар усложняется, как сосуд, сообщающийся со всей Россией. Люди приезжают и уезжают, имеют отношения, взаимодействуют. Это усложняющийся городской Краснодар, край российской культуры – культуры взаимной деятельности.
Тень такого Краснодара – это не Краснодарский, а Кубанский край, кубанская хтонь, носители которой в народе зовутся – “кубаноиды”.
Кубань – территория станиц. Станица – когда-то казачье поселение, готовое к отпору – и для того самодостаточное. А теперь нет отпора, осталась самодостаточность.
Станичная Кубань – это местный извод хуторского менталитета. Личная сытость, забор, эстетическая и культурная инертность, безразличие, бессознательность, шовинизм.
Здесь невключённость в сложные социальные организмы, возможность прожить самостоятельно – есть не следствие внутреннего поиска, а основание для эгоизма. Кубанская хтоническая бессознательность совершенно разрушительна к городу, сложности, и самой России – далёкой, непонятной, ненужной ни для курятника, ни для коттеджа.
Кубанская хтонь укореняется в земле. Земли достаточно, чтобы обеспечить эгоистическое существование, главное – урвать кусок. Отсюда постоянные, выходящие на федеральный уровень, земельные конфликты как в станицах, так и в судах.
Современный и развивающийся Краснодар, принимая перемену роли географического пространства, превращает былую пространственную казачью волю – в волю в пространстве мышления и деятельности, участки земли – преобразует в бизнесы и предложения услуг, место под солнцем – в экономическую и поисковую активность, во внимание, деньги, спрос. Кубанская хтонь же проявляется там, где сознание остаётся в прошлом, тяготеет к низведению когнитивного пространства обратно к хуторскому, а предпринимательства – к бутафорскому казачеству.
Новая краснодарская застройка – бесчеловечными окраинными человейниками, в том числе за счёт общественного транспорта и общественных пространств – это выражение станичной жадности к пространству. Вокруг парка Галицкого, прекраснейшего, чудеснейшего, великолепного, застроили настоящее гетто: идея “жить возле парка Краснодар” хорошо продаётся. А то, что выехать оттуда можно только через узкое бутылочное горлышко над разрезающей город железной дорогой, и всё это гетто заперто вне общей городской жизни, – это неважно.
Городской глава, сообщающий, что трамвай не будет идти к нужному городу, популярному и прекрасному парку и футбольному стадиону, поскольку это не муниципальные, а частные объекты – демонстрирует то же самое кубанское станичное мышление.
Растущий и усложняющийся Краснодар, большие массы приезжих – преобразуют этот менталитет, оказывают на него давление. Но это обоюдный процесс: Ян русской городской культуры здесь тоже вынужден принимать в себя Инь постказачьей станичной замкнутости.
Кубанская хтонь – тень ненужная и опасная, как России, так на самом деле и самим станичникам. Но Краснодар – нужен сам по себе, даже вместе с отбрасываемой тенью.
И всё-таки, зачем
В Краснодар не “по пути”. Он и есть цель и путь — стягивающий жизненные тропы специфических людей со всей России.
Краснодар — русское иное. Внутренняя эмиграция и внутренний поиск. Зеркало России, ещё один способ выйти в рефлексивную позицию.
Краснодар — это регион-донор, получающий из федерального бюджета меньше, чем в него отправляющий; и в то же время — ёмкий внутренний рынок, российский центр потребления.
Краснодар — сервисный хаб всей страны. И для этого — он вмещает в себя всякое внутреннее разнообразие.
Краснодар — город, управляющий центр для всех окружающих станиц. Противовес их хтоническому сумраку и заскорузлости.
Краснодар — скрытый поиск новых форм сознания, слишком рисковый для напряжённых, загруженных масштабными задачами регионов центра.
Краснодар — экспериментальная городская среда. Эксперимент поучительный и трудный.
Краснодар осмысляет себя как вложенный в Россию и отдельный от неё, нераздельный, неслиянный.
Только так он может играть свою роль — вольного пересборщика русских смыслов.
