Когда мне нужно купить какую-то вещь, я использую местные деньги – рубли. Отдаю известную сумму (ту, что напечатана на ценнике) и становлюсь обладателем нужной вещи. Я больше ничего не должен, я расплатился.
Порча денег приводит к ситуации, когда деньги не являются реальным способом стать владельцем чего-то, решить бытовую и даже производственную проблему.
Яркий пример порчи денег – Советский союз. В 60-е союзный бюджет стал верстаться с нарастающим дефицитом. Дефицит финансировался из печатного станка. А цены были твёрдыми. Постепенно накапливались в системе необеспеченные деньги, превышающие всю доступную товарную массу. Это выливалось в дефицит (деньги есть, а купить на них ничего нельзя) и накопления (тысячи рублей на сберкнижке труженика в 1990 году – это труд, оплаченный деньгами, не имеющими смысла – что стало очевидно очень скоро).
Когда деньги теряют баланс с товарами в результате порчи, люди уже не могут заработать и расплатиться, став ничего друг другу не должны. Так больше не работает. Обмен не происходит. Он не завершён, поскольку не сбалансирован уплатой фиксированной суммы, не имеет явной цены.
В цену вещи начинают входить, например, отношения с тем, кто может эту вещь достать. В ситуации сильного дефицита – нужны знакомства. А если знакомый оказывает тебе услугу, помогая купить, достать что-то, то ты остаёшься ему должен – и должен не совсем понятно что, не деньги, а тоже услугу какую-то.
Отношения уже похожи на клиентеллу. Зачатки вассалитета.
Одновременно деньгами становится возможным манипулировать ситуативно. Например, платить рабочему (9 классов образования) вровень с инженером (учился лет 15-17, пройдя несколько жёстких фильтров) – по идеологическим причинам. Когда баланс сходился и страна жила “на свои” (даже после войны – денежная масса не росла, а наоборот!), такой ситуации не было.
А значит, нужно быть не лучшим в своём деле, а входить в правильный круг.
Так в параллель с денежными отношениями строятся неденежные. А денежные перестают работать: компетенции не помогают заработать, заработок не помогает реализовать потребности. То же самое и с предприятиями: дело не в эффективности, не в осмысленности деятельности условного завода, а в его удобстве для власти, в отношениях красных директоров с номенклатурой. Обычно это называют коррупцией.
Порча денег всегда портит людей.
В поздней Западной римской империи в золотые монеты стали добавлять всё больше примесей, заставляя всё равно монету считать золотой. Итогом стал феодализм – разрушение отношений в целостном пространстве империи вплоть до натурального обмена, замена отношений свободных граждан на массовое крепостничество.
История повторяется.
На Западе порча денег вошла в активную фазу в 2008-м. Сначала появились компании-зомби – способные из прибыли в лучшем случае выплатить проценты по долгам, а то и вынужденные постоянно брать новые кредиты. Стать слишком большой, чтобы рухнуть – новая корпоративная стратегия.
Наиболее надёжным легальным способом заработать стала покупка индекса S&P500 – главного инструмента распределения напечатанных денег. Море “инвестиционных” книг учат: просто купи индекс и ни о чём не думай.
Затем порча денег пошла в народ, перейдя в лавину в 2020-м. Это и ESG, и нормы по разнообразию, и безусловный базовый доход, и байбэки. Так деньги отчуждаются от труда, компетенций, эффективности бизнеса.
В этом контексте слова Путина о том, что печати денег не будет, здоровых доходов бюджета достаточно и портить монету нужды нет – означает в том числе решение строить непорченное общество. Что, честно говоря, радует.