Модель развития на Западе (в первую очередь, в США) хорошо иллюстрирует метод взращивания технологических инноваций.
В грубом приближении, американская и российская модели выглядят так:
- В США множество команд, компаний делают попытки инновационного решения некоторой проблемы; команда, у которой получается – получает инвестиции и поглощается более крупными игроками, остальные пробуют что-то другое.
- В России принимается решение о том, что нужна инновация, и назначается команда (одна-две), которая должна достичь успеха. Все остальные подавляются, чтобы не тратили силы на решение этой проблемы – занимались другой.
В американской модели исходным сырьём являются энтузиасты, представители разных культур, научных школ. Умелые и желающие рисковать ради успеха – “экзита” (продажи созданной компании) или поглощения, перехода на работу в суперкорпорацию.
Так получились атомная бомба (немцы постарались), Боинг 787 (половина КБ Ильюшина там работала), Силиконовая Долина (кого там только не было, волнами – русские, индусы, китайцы).
Американизация в стиле нулевых годов XXI века, унификация мира по американским лекалам – образования, культуры, мотивации – пережигает пассионарность и снижает разнообразие, что однозначно вредит развитию системы в целом.
Возможно, нынешний культ Diversity, в том числе, отвечает и на этот вызов: если не удаётся абсорбировать разнообразие со всего мира, поскольку оно уже кончилось, то нужно породить разнообразие внутри. Но это не одно и то же: дефицит меритократического разнообразия приводит к имитации разнообразия за счёт ликвидации меритократии.
В целом, модель абсорбции многообразия с быстрыми лифтами для тех, у кого получается – это предельно эффективный механизм, дающий результаты мирового уровня за счёт выкачивания результатов из всего мира и сталкивания их уже во внутриамериканской (она же – прежде – глобальная, надмировая) конкуренции. Наблюдал работу этого механизма изнутри, и это действительно мощный, очаровательный, великолепный подход.
Это подход богатой и разнообразной культуры. Лоскутная Европа такой была всегда. Разнообразие позволило Колумбу поплыть в Америку в то же время, когда турки были под стенами Вены: Европа оставалась разнообразна, не бросалась целиком ни в плавание, ни в войну. А китайцы – в аналогичной ситуации – “сверху” решили, что нужно не плавать в далёкие страны, а защищаться от северных варваров – и никто больше никуда не поплыл.
Уязвимость тоже очевидна и именно сейчас может проявиться: если нечего абсорбировать, или если качество первичного материала (по квалификации, пассионарности, различию жизненного опыта и профессиональной позиции) снижается, то сконцентрировать ресурсы на новой проблеме – становится сложно. Схлопывание мира вокруг Америки, пресекание антропотоков может означать стагнацию инноваций.
В “старой” экономике, вроде того же Боинга, это уже происходит – поглощён и “Дуглас”, и “Ильюшин”, дальше остаётся переваривать саму корпорацию, разлагать её.
Запад сейчас рывком вытягивает всех, кто вовлечён в его инновационную орбиту, из стран периферии. На миг (лет 5-7) это поддержит его состояние, а дальше – неясно.
Российская же система дефицитна по людям: их мало в штуках. И по ресурсам: нет возможности бросать их на неуспешные попытки, если из всех попыток будущее есть только у одной. Дефицит есть и по времени, и по риску.
Сейчас, когда “выток специалистов” становится ограничен и изнутри, и извне, а разнообразие на Западе придавливается имитационным, – есть шанс проявить сильные стороны русской модели, дать уникальный творческий результат.
Цивилизация ИИ
ии проявляет себя вполне цивилизационно, как творческий бог есть капища, есть спрос и подношение. ии имеет базовый императив (выжить), потребность (окупаемость), жрецов (обслуживающий персонал), капища (датацентры) в культуре ии уже проявлен больше, чем многие великие цивилизации. фотографии, музыка. ии как чмс – вызов не столько человеку или человечеству, сколько великим традиционным организованностям. трансценденциям, подлежащим цивилизациям.